Преподобный и богоносный отец наш Иерофей родился в 1686 году в Морее, в деревне Каламата, от родителей благочестивых и богатых: Дима и Асимины. На 8-м году Иерофея отдали в училище, где он при своем природном даровании и прилежании оказывал быстрые успехи в преподаваемых науках; в свободное же от учения время он не увлекался обычными детскими играми и забавами, но, как бы совершенный муж, избегал всего этого и, подобно трудолюбивой пчеле, упражнялся в изучении латинского и греческого языков, притом с наслаждением читал Священное Писание, которое служило ему как бы пищею, а Господь Бог, видя его благонравие и прилежание, ниспослал ему премудрость, приседящую престолу Его, так что он впоследствии в совершенстве изучил философские науки, латинский и греческий языки.

Когда Иерофей достиг совершенного возраста, тогда родители пожелали сочетать его законным браком, для чего приискана была достойная невеста, но у Иерофея не было намерения сочетаться браком, а напротив, душа его горела желанием посвятить себя иноческой жизни; высказать же родителям свое намерение он не решился потому, что не хотел оскорбить их своим отказом; его доброе и целомудренное сердце страдало; он видел, с какой заботливостью родители старались доставить ему земное счастье. Итак, не находя в своем горе никакого исхода, он с молитвою обратился к сердцеведцу Богу, прося Его отклонить намерение родителей сочетать его браком, вместо же оного удостоить его иноческой пустынной жизни.

Небесный Творец услышал молитву и, по премудрому Своему Промыслу, устроил спасение его таким образом: в то время, когда уже все было готово к браку, до которого оставалось не более двух недель, родители Иерофея скончались мирной христианской кончиною и отошли на вечный покой.

Похоронив родителей, Иерофей тайно оставил родину и поселился в Закинфе, где проживали некоторые из его родственников, которые посоветовали ему отправляться в Западную Европу для дальнейшего своего образования, но он пожелал сперва побывать на св. Афонской Горе, которая в то время славилась многими учеными мужами, а потом уже ехать и в Европу. И таким образом, простившись с родственниками, отправился на Святую Гору, где и поступил в ученики к одному отшельнику при келье св. Артемия. Здесь юный подвижник со всей пылкостью принялся за чтение душеполезных книг, особенно тех, в которых описывались подвиги и равноангельская жизнь пустынников, по сорок и по шестьдесят лет подвизавшихся в уединении и в совершенном удалении от сообщений человеческих, с другой стороны - несчастные последствия тех подвижников, которые, возмечтав о себе и свое исправление приписывая не благодати Божией, а самим себе, впадали в руки искусителя.

Итак, рассматривая различные пути иноческого жития, он пожелал избрать более безопасный, т.е. средний, или царский, путь. Поэтому, оставив отшельническую жизнь, он поступил в братство Иверского монастыря, где вскоре был пострижен в иноческий образ. Здесь у него родилась мысль избрать мученический подвиг и этим путем получить мученический венец, но в то же время другая мысль отклоняла его намерение и приводила в робость. Как бы для осуществления его желания представился и случай, ибо вскоре после пострижения он по какому-то делу отправился с одним старцем из Иверской обители в Константинополь. Здесь его юное и неопытное сердце под влиянием одной лишь начитанности о том, как страдали св. Христовы мученики и какую они получили славу после страдальческой своей кончины, сильно возгоралось ревностью пострадать за Христа, почему он и начал ходить по многолюдным константинопольским улицам с целью, чтобы его турки схватили и потом замучили, о чем в тайне своего сердца просил Бога - сподобить его сей благодати. Но Промыслитель не внимал его детскому прошению, не сообразному Его святой воле, хранил его для пользы других, ибо, по премудрому строению судеб Божиих, ему назначен был другой путь.

Из Константинополя Иерофей отправился в Валахию; здесь он продолжил прерванное свое образование у одного ученого мужа Марка-киприянина, который был наставником тамошнего училища. Проживая у своего наставника, он своей скромностью и добронравием обратил на себя внимание софийского митрополита Авксентия, который за его благочестие рукоположил его в диакона.

По получении у Марка своего образования он из Валахии отправился в Венецию, а отсюда, по окончании последнего, как корабль, обремененный драгоценными сокровищами, возвратился обратно на Святую Гору с обширными философскими познаниями и в совершенном владении латинским и греческим языками.

По прибытии на Афон он поселился близ Иверского монастыря в пустыне Хаги. Здесь он начал проводить жизнь самую суровую, изнуряя свое тело постом, бдением и молитвою. Добродетельная жизнь подвижника Христова привлекала к нему посетителей, которые с душевной пользою возвращались от него, будучи услаждены высоким даром его мудрой и назидательной беседы. А игумен Иверского монастыря с братией, желая поставить на вид скрывающийся под спудом светильник, представил его неокесарийскому митрополиту Иакову, жившему в Иверской обители на покое, и просил рукоположить Иерофея в сан иеромонаха, как достойного предстоять престолу Божию и совершать безкровную жертву.

По принятии священства Иерофей усугубил и труды подвижнической жизни, притом наложил на себя усиленный пост, так что по три, а иногда и по четыре дня не вкушал пищи, а если и случалось когда-либо вкушать, то вместо хлеба ел чечевицу. Во св. же Четыредесятницу он вкушал пищу однажды в неделю, а иногда и через две. Поэтому, когда случалось ему разделять трапезу с другими, то он вкушал все предлагаемые брашна, не подавая никакого вида выделиться чем-либо от прочих; в келье же строго хранил свой пост, имея в уме непрестанную Иисусову молитву. Строг был он и в отношении сна. Основываясь на словах великого Арсения, что «подвижнику довольно для сна в течение суток и одного часа», - старался следовать сему правилу. Вследствие этих великих подвигов тело его иссушилось и ослабло настолько, что он едва передвигал ногами и с большим трудом мог пройти несколько десятков саженей. Но зато дух его был бодр и простирался еще к большему подвигу, а Господь, видя труды Своего угодника, даровал ему высокую любовь к ближним и радостотворный плач.

Любовь его к ближним была так велика, что он делился с нищими иногда даже тем, что самому было необходимо. Так, иногда случалось, что когда какой-нибудь нищий просил у него милостыни, а у старца не было ничего такого, что бы подать ему, тогда он снимал с себя рясу и отдавал ее нищему, сам же вместо рясы окутывал себя одеялом и таким образом оставался до тех пор, пока в Иверской обители, узнав о поступке блаженного, присылали ему другую рясу, которая при первом же случае переходила в руки нищим.

Он по любви к ближним согласился по просьбе жителей острова Скопело оставить уединение и отправиться на их остров, где, по случаю великой смертности и неимению священнослужителей при тамошней церкви, отправлял восемь лет церковное богослужение, постоянно беседуя с народом разными духовными поучениями; притом с отеческой заботою занимался образованием тамошнего юношества. Эти великие труды разделяли с ним его ученики: иеромонах Мелетий и монахи Иоасаф и Симеон, которые вместе с ним прибыли сюда из Афона.

Наконец всеблагий Бог, видя блаженного Иерофея уже преуспевшим во всех добродетелях, как зрелый пшеничный плод восхотел переселить его в небесную Свою житницу, почему и открыл ему скорую его кончину.

Блаженный Иерофей после сего Божественного откровения ожидание смертного часа пожелал встретить в ничем невозмутимой тишине, а потому, взяв с собою вышепомянутых трех своих учеников, удалился с ними на необитаемый остров Юра, куда обыкновенно ссылались на вечное заточение преступники. Здесь блаженный вскоре заболел и тихо отошел ко Господу, 13 сентября 1745 года, на пятьдесят девятом году от рождения.

Иеромонах Мелетий с другими учениками блаженного Иерофея, честно предав погребению тело его, возвратились на Святую Гору, а по прошествии трех лет, по восточному обычаю, Мелетий отправился опять на остров Юру за останками блаженного, из коих честную главу принес в Иверский монастырь, которая и поныне хранится и с любовью почитается в сей обители.

Чрез несколько времени всесильный Бог восхотел прославить чудесами Своего угодника, который от юности своей служил Ему в преподобии и правде. Так, один инок Иверской обители, по имени Каллиник, в бытность свою в Константинополе имел с собою часть св. мощей преподобного Иерофея. В том доме, в котором остановился Каллиник, была больная женщина, которая вследствие сильного воспаления глаз лишилась совершенно зрения, между тем боль продолжалась, и несчастная женщина от сильной боли приходила в отчаяние, но лишь только она больными глазами припала к св. мощам, тотчас получила исцеление. А другая женщина одержима была расслаблением всего тела и три года лежала в постели, когда же поднесены были к ней св. мощи преподобного и она с верою их облобызала, немедленно получила совершенное здравие. На самой же Святой Горе многие, страдавшие различными болезнями, особенно зубной болью, и боримые плотской страстью, чрез прикосновение к св. мощам получали исцеление, славяще Отца и Сына и Святаго Духа, единого в Троице Бога, Ему же и от нас грешных буди честь, слава, поклонение и благодарение, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Память 13 (26) сентября.

Преподобный отец наш Феофан происходил из славного города Янины. От младенческих почти пелен возлюбив чистоту и непорочность души и тела, преподобный сохранял и сохранил их во всю свою жизнь. Придя в возраст, он ради любви к Богу оставил род, отечество, друзей - словом, все, что так или иначе, много или мало препятствует душе в стремлении ее к горнему отечеству. Оставив мир и яже в мире, он удалился из отечества своего на Святую Гору и поступил там в братство обители Дохиарской. Здесь он скоро принял на себя и иноческий образ и стал подвизаться ангельски. Пост его, молитва, бдение, пренебрежение мнимыми благами земными, забота о сохранении в чистоте всех внешних чувств своих, умерщвление плоти, попечение о чистоте души, о соблюдении ума от нечистых помыслов, противодействие нападениям нечистых духов, усиливавшихся поколебать святые его стремления к ангельскому совершенству, были истинно дивны. За такое совершенство в добродетели он единогласно и единодушно всей братией был избран игуменом обители. Сделавшись вождем и пастырем словесных овец Христовых, он еще более увеличил свои подвиги - пост приложил к посту, воздержание к воздержанию, бдение ко бдению, молитву к молитве, лишение к лишению, кратко: он проводил жизнь на земле как бы неземную, во плоти как бы безплотную, вообще, жил как будто бы в чужом теле.

Божественный Феофан, так подвизаясь и свято управляя вверенной ему от Бога словесной паствою, должен был, однако, по судьбам и целям, ведомым только Верховному Распорядителю наших судеб, испытать посещение его одним злоключением. Он имел племянника - сына сестры своей. Племянника этого нечестивые агаряне пленили, отвезли в Константинополь и там обратили в исламизм. Горько было святой душе Феофана переносить это бедствие; потому он немедленно отправился в Константинополь и при помощи Божией успел исхитить из рук нечестивцев несчастную жертву изуверства их. Счастливо совершив это святое дело, он возвратился в свой монастырь вместе с юным своим племянником, скоро после того удостоил его иноческого образа и сопричислил к братству обители. Но отцы монастыря, боясь, чтобы не огласилось это дело и чтобы им не потерпеть каких-нибудь бедствий от лютых варваров - сынов погибели, за обращение людей из их веры в христианскую, стали роптать на своего пастыря и питать негодование как к нему, так и к племяннику его. Святой, видя происходящее из-за него в обители нестроение и подражая подвигоположнику - Христу, от этого неправосудного гнева вместе с племянником своим, бывшим для неразумных камнем преткновения, удалился не только из обители Дохиарской, но даже со Святой Горы и прибыл в Веррию. Здесь, в ските Предтечи, он создал храм в честь Богоматери, собрал довольное число иноков, дал им правила жизни, утвердил их в чин и ввел у них прекрасный порядок. После сего божественный Феофан, оставив здесь своего племянника, удалился один в Наусу. Тоже и в Наусе, обретя приличное место, воздвиг он превосходный храм во имя и честь Архангелов и, построив монастырь, собрал довольное чисто иноков, сделался их пастырем и отцом и, мудро руководя их по трудным стезям подвижничества, вел к небесной нашей отчизне. Прожив здесь достаточно времени, он возвратился в созданную им в Веррии первую обитель, ибо эти созданные им обители считали его одним общим своим отцом. Достигнув же наконец глубокой старости, должен был он, подобно всем смертным, отдать необходимую дань природе. Предузнав по откровению о своей кончине, он созвал к себе всех своих иноков, объявил им об этом и вместе с тем утешал много плакавших братий, обещая им никогда не разлучаться с ним духом своим, и наконец мирно и покойно предал в руце Божии мирный дух свой.

Создатель и Промыслитель наш, Господь Бог обещал прославлять прославляющих Его: по неложному сему обещанию Он благоволил прославить и сего, прославившего Его своими ангельскими подвигами, богоносца нашего Феофана, многими знамениями и чудесами, как в жизни его, так, особенно, по смерти. Скажем о некоторых из них хотя кратко. Когда святой возвращался из Константинополя на Святую Гору, случилось всем находившимся с ним в корабле за недостатком пресной воды терпеть жажду; тогда он молитвою своей к Богу соленую морскую воду превратил в сладкую и сделал ее годной для питья - чем спас всех, бывших на корабле, от неминуемой смерти. Во время этого же плавания он молитвою своею укротил рассвирепевшее и угрожавшее кораблю потоплением море - и вместо разъяренной бури наступила тогда на море невозмутимая тишина.

А по смерти святого силою молитв его совершались и теперь совершаются безчисленные чудеса для всех, которые с верою приходят к мощам его (и доныне находящимся в Наусе) и с любовью призывают его на помощь. Один, мучимый безом, будучи при погребении святого, от одного только благоговейного и с верою лобзания честных ног его избавился от этого лютого мучителя. И потом не раз лукавые эти мучители человека выходили из мучимых ими от одного лишь благоговейного прикосновения страдальцев к мощам сего святого.

Притом удивительно, что святой благоволит оказывать благодатную свою помощь не только верным, но и неверным. Один агарянин страдал проказою на голове. Много истратил он уже денег на врачей в надежде исцеления, но не видел от них никакой помощи: почему, оставив их, пришел в монастырь бесплотных (т.е. Феофанов) и попросил там воды с мощей святого, и - о, чудо! - лишь только сей водою вымыл свою голову - проказа, как чешуя, спала с головы его. И еще: один из Битолии, имея сухую правую руку, почти все свое имение истощил на врачей для уврачевания ее, но не получил от них никакой пользы. Между тем, одно только благоговейное его прикосновение к мощам безмездного врача, преподобного отца Феофана, сделало больную его руку здравою, как и другая.

Несколько раз Науса спасалась от моровой язвы, а однажды от - бездождия, благоговейным призыванием на помощь святого Феофана. Избавление от моровой язвы получали и другие селения чрез принесение туда мощей святого.

Одна кровоточивая жена, много лет страдавшая этой лютой болезнью, без пользы истощив на врачей все свое состояние, пришла в монастырь святого - и лишь только выпила немного воды с мощей его, тотчас же освободилась от несносной своей болезни.

Один иеромонах в обители безплотных, видя великое множество притекающих к мощам святого Феофана и досадуя на это, хотел скрыть мощи в некоем в тайном месте. Но - о чудо! - за такое его намерение тотчас же расслабели у него и лишились движения руки и ноги. Ясно видя неблаговоление святого быть мощам его от людей сокровенными, он раскаялся в своем замысле и тогда же получил исцеление. А другой монах той же обители хотел было из честной главы святого вынуть зуб и иметь его при себе из благоговения, но и это было неугодно святому, ибо монах наказан был за то слепотою - почему, раскаявшись в своем замысле, он оставил его, за что и получил от святого исцеление. В 1451 году в крепости Веррийской один христианин, приняв веру агарянскую и будучи облечен за то от нечестивцев саном властительским, сделался неукротимым зверем для чад Христовой Церкви. Христиане, и особенно монастыри христианские, много претерпели от него бед. Всюду распространяя страх и трепет и злодеяниям своим нигде не встречая препоны, преступный отверженник грозил напасть и на Наусу, преимущественно же разрушить монастырь Феофана, а монахов в нем погубить. В самом деле, он, окаянный, в безумной своей злобе разграбил обитель его и многое в ней разрушил, но тогда же настал и конец его зверству: по молитвам оскорбленного им святого злодей зле изверг отступническую свою душу.

Бесчисленное множество и других преславных чудес совершилось и теперь совершается святыми мощами преподобного этого отца для всех, с верою и благоговением к ним притекающих, во славу Бога и в доказательство богоугодной жизни преподобного. - Посильным подражанием равноапостольному житию богоносного отца нашего Феофана да сподобимся и мы все вселиться и веселиться в Царстве неизреченной славы и вечного блаженства. Аминь.

Память 19 августа (1 сентября)

Сей воистину Божий человек, учитель и проповедник, Косма, родом из Этолии, из одного небольшого селения, именуемого Мегадендрон, был сын благородных родителей. Воспитанный и наставленный ими, по апостольскому слову, этот юный христолюбец почти в двадцатилетнем возрасте начал обучаться грамматике под руководством архидиакона Анании Дервишана. Но так как в то время было в великой славе ватопедское на Святой Горе училище, то Косма со многими другими своими соучениками перешел в Ватопед. Там докончил он изучение грамматики под руководством учителя Панагиота Паламы, а потом выслушал и логику от учителя Николая Царцулия из Мецовы, который с ученейшим Евгением управлял тамошним училищем. Косма носил тогда еще мирское имя Константа, но и в мирской одежде украшался уже благолепием монашеского образа, не щадил трудов и приучал себя к совершенному подвижничеству. Но вот славное то училище, по удалении из него учителей, к несчастью снова опустело; тогда добрый Констант, удалившись оттуда, пошел в святую обитель Филофееву. Там сперва пострижен был он в монахи и со всем усердием преуспевал в трудах монашеской жизни, а потом, когда для обители понадобился священник, по сильному убеждению и прошению отцов рукоположен в иеромонаха.

Будучи еще мирянином, блаженный издавна имел в сердце своем сильное желание - всем тем, чему учился, послужить на пользу братий своих христиан и часто говаривал: какую великую нужду в Божием слове имеют братия мои христиане! Поэтому ученые должны стремиться не в господские дома, не ко двору вельмож и не для богатства и знаменитости расточать свою ученость, но чтобы приобрести небесную награду и неувядающую славу, всего более обязаны учить простой народ, живущий в великом невежестве и грубости. Но при всем таком желании, при всей пламенной ревности, горевшей в его сердце о пользе многих, он, с другой стороны, представлял и всю трудность дела апостольской проповеди и, как муж смиренномудрый и скромный, не отваживался сам собою на это предприятие, не уразумев прежде Божия на то изволения. Почему, желая изведать, угодно ли намерение его Богу, он открыл Божественное Писание и тотчас встретил апостольское изречение: никтоже своего си да ищет, но еже ближнего кийждо, то есть пусть каждый ищет не того, что полезно для него самого, но что принесло бы пользу брату его.

Основавшись на этом, открыл он свое намерение духовным отцам и, получив от них позволение, отправился в Константинополь для свидания с родным своим братом, учителем Хрисанфом, у которого стал учиться особенному риторскому искусству правильного собеседования. Здесь объявил он мысль свою благоговейным архиереям и дидаскалам и слыша, что все единогласно побуждают его приступить к этому делу Божию, он взял письменное дозволение у патриарха Серафима II. Блаженный начал проповедовать Евангелие Царствия Небесного сперва в церквах и селениях константинопольских, потом отправился в Навпакт, во Врахори, в Мисолонги и в другие места, а оттуда снова пришел в Константинополь. Затем, испросив совета у тогдашнего патриарха Софрония и получив от него снова дозволение и благословение, начал с еще большей горячностью и ревностью проповедовать слово Евангелия. Обошел почти все придунайские княжества и, научив христиан приносить покаяние и творить дела, достойные покаяния, возвратился на Святую Гору в лето 1775. Посещая тамошние монастыри и скиты, он говорил поучения отцам и провел некоторое время в чтении Божественных отеческих книг. Но так как от любви, какою сердце его (как сам он неоднократно говорил о том многим отцам) пламенело к пользе христиан, не мог он медлить долее, то удалился со Святой Горы и, начав с селений в окрестностях ее, продолжал проповедовать в Фессалониках, в Веррии и во всей почти Македонии, прошел области Химару, Акарнанию, Этолию до самой Арты и Привезы, а оттуда отплыл на острова: святую Мавру и Кефалонию. И где ни проходил блаженный, везде было великое стечение христиан, которые с умилением и благоговением внимали благодати и сладости словес его, а это сопровождалось исправлением нравов и духовной пользой. Учение его, подобно учению рыбарей, было весьма просто, спокойно и кротко, чем и доказывалось несомненно, что оно исполнено благодати кроткого Утешителя Святого Духа. Особливо же на острове Кефалонии священный этот учитель сеянием Божественного учения произвел великий душеполезный плод.

Между тем, и Бог свыше споспешествовал ему и утверждал слово его знамениями и чудесами, какими утверждал некогда проповедь и святых Своих апостолов. На острове том был один бедный портной, у которого с давних лет правая рука была суха и не действовала. Притекши к святому, этот мастеровой просил исцелить его. Блаженный дал ему такой совет, чтобы он приходил и с благоговением слушал проповедь, и тогда Бог умилосердится над ним. Сухорукий послушался сего совета и едва выслушал проповедь святого, на другой же день совершенно исцелился. Другой расслабленный, услышав о таком необычайном происшествии, велел, чтобы во время проповеди блаженного приносили его туда на одре, и чрез несколько дней стал совершенно здоров, славя Бога и благодаря святого. И в крепости Ассе был один благородный человек, страдавший жестоким недугом в ушах, так что с давних лет почти лишен был слуха. С благоговением и верою пришедши туда, где учил святой, он скоро стал ясно слышать и с того времени не чувствовал уже болезни. В Кефалонии есть селение, называемое Куруни. Проходя этим селением в летнее время, святой ощутил на пути жажду и попросил воды из находившегося там по близости безводного колодезя; жители говорили, что в колодезе воды нет, но ради послушания пошли, достали со дна колодезя несколько грязи и земли с водою и принесли ее. Святой, взяв ее в уста свои, испил немного, и с того времени колодезь тот, к удивлению, стал источать чистую воду, и всегда был полон зимою и летом, даже соделался целебным от многих недугов.

По причине множества народа, не вмещавшегося ни в какой церкви, Косма по необходимости проповедовал вне селений в поле. Посему имел он обычай наперед объявлять, где хотел остановиться и говорить проповедь: в том месте приготовляли и ставили большой деревянный крест; потом при древе креста утвердив кафедру, Косма восходил на нее и учил; по окончании же проповеди кафедру брал он с собою куда шел далее, а крест оставался на месте во всегдашнее напоминание о его проповеди. И где были поставлены эти кресты, там Бог являл впоследствии много чудес. Так, среди аргостольского торжища, на том же острове Кефалонии, у одного креста, оставленного святым, открылся чудесный источник, никогда не оскудевающий водою.

С Кефалонии блаженный переправился на остров Закинф, в сопровождении более нежели десяти судов, наполненных благоговейными кефалонянами. Но здесь благословенный сей проповедник не имел успеха и потому преподавал учение недолго. Отсюда возвратился он опять на Кефалонию и пошел на Корифы, где с честью был принят всеми, особенно же тамошним князем. А так как собралось туда великое множество и из прочих селений слушать проповедь святого, то начальники города, боясь, как бы в иных не возбудилась зависть к нему, стали просить его скорее удалиться. Поэтому, чтобы не быть причиною соблазнов и смятений в народе, Косма перешел оттуда на материк в Албанию, в селение, называемое «Сорок святых», и там стал учить христиан, посещая места, где было более грубого невежества, где благочестие и жизнь христианская подвергались опасности совершенно утратиться, где люди предавались множеству худых дел: убийствам, татьбе и тысячам других беззаконий, и своими пороками постепенно делались иногда хуже нечестивых. В таких одичавших и огрубевших сердцах христианских священный Косма посевал семя слова Божия и при содействии Божией благодати стяжал много великих плодов: свирепых сделал кроткими, разбойников добрыми, безжалостных и немилосердных - милосердными, неблагоговейных - благоговейными, невежественных и не понимавших ничего Божественного обучил и побудил ходить к святым службам - одним словом, закосневавших в грехах привел к искреннему покаянию и исправлению. Потому все стали говорить, что в их время явился новый апостол.

По наставлению его везде, и в больших, и в малых селениях, заводимы были училища, в которых дети даром обучались священным письменам, чрез что утверждались в вере и благочестии и руководились к добродетельной жизни. По его же убеждению богатые купили более четырех тысяч больших медных купелей и во всегдашнее по себе поминовение раздали их по церквам для благоприличного крещения в них христианских детей. Подобно сему Косма и всех, кто имел способы, убеждал покупать отеческие книги, христианские поучения, четки, малые кресты, головные покрывала, гребни. Книги раздавал он в подарок тем, которые знали грамоту или обещались учиться; покрывалами (которых было куплено свыше сорока тысяч) наделял женщин, чтобы они ходили с покрытыми головами; гребни давал людям, обещавшимся не брить волос на голове и жить добродетельно, по-христиански; четками и крестами (которых куплено более пятидесяти тысяч) оделял простой народ, приказывая всякому молиться за вкладчиков.

Блаженного Косму сопровождали до сорока или пятидесяти иереев. Когда намеревался он из одной области перейти в другую, тогда приказывал христианам прежде исповедоваться, поститься, совершать бдение при множестве горящих светильников. Для сего были у него устроены деревянные подсвечники, из которых на каждом можно было поставить до ста свеч; подсвечники эти разбирались, и он переносил их с собою с одного места на другое. Свечи все раздавались даром; иереи совершали освящение елея; все христиане были помазуемы; в заключение же Косма говорил проповедь. А так как народ следовал за ним во множестве, по две и по три тысячи человек, то с вечера приказывал он приготовлять по нескольку мешков с хлебом и котлов с вареной пшеницею там, где надлежало собраться народу; потом отправлялись туда в путь, и таким образом все пользовались приготовленной пищею и молились за живых и за умерших.

Бог и в Албании, как в других местах, совершил чрез блаженного много чудес. Один чиновный турок, побуждаемый или евреями, или бесом, возымел такую ненависть к святому, что однажды, сев на коня, пустился за ним вслед с намерением догнать и сделать ему зло, но конь на бегу сбросил турка на землю, и он расшиб себе правую ногу; воротившись же домой, нашел он умершим своего сына, поэтому раскаялся, послал к святому письмо и просил у него прощения. Первые аги из филиатов отправились видеть святого и слышать его проповедь: тогда было лето, и они остановились на ночлег среди поля; вот, около пяти часов ночи видят, что небесный свет, подобно облаку, покрывает то место, где пребывал святой, о чем сами рассказывали христианам. Поэтому утром, пришедши к святому, аги не устами только, но от всего сердца просили его помолиться о них. Еще один чиновный турок страдал жестокой каменной болезнью. Услышав о святом, послал он раба своего пригласить Косму, чтобы пришел он и помолился о нем, ибо надеялся, что по молитве святого Бог исцелит его. Святой не соглашался идти, отзываясь, что он человек грешный. Турок в другой раз прислал раба с сосудом воды и велел просить святого, чтобы благословил воду. Тогда святой, видя великое благоговение турка, дал ему две заповеди: не пить водки и раздать бедным десятую часть своего богатства; турок обещал исполнить это. Косма благословил воду, больной стал пить ее и в сорок дней совершенно исцелился, а после того подавал великие милостыни.

Против Фанари, на месте, называемом Лукуриси, владевший тем местом турок, видя крест - поставленный святым по сказанному выше обычаю, - то есть он говорил там проповедь, взял его и понес к себе в дом с намерением в сторожке своего виноградника сделать из него две ножки к кровати. Вдруг - о чудо! - с турком делается страшное какое-то потрясение: не в силах он устоять на ногах, падает на землю, долгое время бьется, точит пену, скрежещет зубами, как беснующийся. Наконец подняли его двое проходивших мимо турок и, когда пришел он в себя, тотчас понял, что пострадал от Божия гнева за дерзкое покушение взять и унести честной крест. Поэтому он пошел и поставил его опять на том же месте, где стоял прежде, и каждый день приходил лобызать его с великим благоговением. Впоследствии же, когда священный учитель Косма проходил тем местом в другой раз, турок пришел к нему на поклонение, в присутствии всех рассказал о чуде и смиренно просил прощения.

Святой, куда ни приходил, везде учил христиан - по воскресным дням не делать торгов, не заниматься работами, но ходить в церковь и слушать там святую службу и Божие слово, и тех, которые не слушались в этом святого, Бог вразумлял различными наказаниями. Так, в местечке, называемом Халкиада, в часе пути от Арты, один купец осмелился торговать в воскресный день, и вдруг отнялась у него рука. Пришедши же к святому и испросив у него прощения в грехе своем, он чрез несколько дней исцелился. Подобным образом в Парге один рабочий захотел в воскресный день продать свою работу и перестал за это владеть рукою. Но, исповедав грех свой святому и выслушав от него наставление, он вместе с прощением получил и исцеление руки.

Блаженный Косма в поучениях своих много раз говорил ясно, что на евангельскую проповедь призван он Самим Иисусом Христом и что из любви к Господу прольет кровь свою. Наконец предсказание его приблизилось к исполнению. И это было следующим образом: апостольский сей учитель ни в Фессалии, ни в Кастории, ни в Янине, ни в других странах, где были евреи, никогда не отверзал уст своих против них, но учил только христиан хранить правду и покорность тем властям, какие дал Бог. Сами албанцы, приходя туда, где святой учил на открытых полях, слышали это из уст его и провозглашали его человеком Божиим. Посему и Курт-паша, когда дошла до него добрая эта молва, потребовал Косму к себе, и беседа святого столько понравилась паше, что самую кафедру, которую по сказанному выше устроил себе святой, чтобы учить с нее народ, велел обить бархатом.

Но как в предшествовавшие века лукавый род христоненавистников-евреев обнаруживал всегда крайнюю злобу на христиан, так и теперь жившие в Янине богоненавистные евреи, не терпя, что проповедуется вера и Евангелие Иисуса Христа, наговорили паше, будто бы священный Косма подослан и обольщает турецких подданных приглашением их в Россию. Но Божий Промысл на этот раз сохранил Косму от такого смертоносного навета и христиане по сему случаю потерпели только значительный ущерб в имении. Однако священный Косма с сего времени начал обличать лукавство и непримиримую ненависть евреев к христианам. И как ясно было доказано, что все, в чем евреи обвиняли пред пашою святого, была чистая выдумка и явная клевета, то он снова пришел в Янину. Здесь, во-первых, убедил он христиан, чтобы день общего торга перенесли они с воскресенья на субботу, а это евреям причинило великий убыток. Во-вторых, провозглашали евреев явными врагами, готовыми делать христианам всякое зло и во всякое время. В-третьих, запрещал христианам носить на головах своих длинные кисти и все тому подобное, что покупали они у евреев, и внушал, что богоубийцы оскверняют все, что продают христианам, и потому ничего не должно покупать у евреев. Раздраженные этим, евреи пошли к Курт-паше, дали ему много денег и просили, чтобы лишил святого жизни. Паша, посоветовавшись со своим ходжою, положил в мыслях умертвить Косму при его посредстве, что и сделано таким образом: святой имел обычай, как скоро приходил куда, брать сперва дозволение у местного архиерея и наместников его, а также кого-либо из христиан посылал за дозволением и к гражданским начальникам, и после сего проповедовал уже безпрепятственно. Так, пришедши в одно албанское селение, называемое Коликонтаси, взял он дозволение у местного архиерея; разведав же о местопребывании гражданских начальников и узнав, что главный местный правитель Курт-паша находится в селении, называемом Берати, отстоящем на двенадцать часов пути, а ходжа этого паши живет близко, послал к последнему испросить у него дозволение и начал учить. Однако же не удовольствовавшись этим, искал он случая самому увидеть ходжу и удостовериться в его расположении.

Христиане долго удерживали от сего Косму, говоря, что он никогда не делал этого прежде и не ходил сам к агарянским начальникам просить у них дозволения, - но не могли удержать его. Сказав, что не изменит своего намерения, святой взял с собою четырех иноков и одного иерея, который мог бы служить переводчиком, и отправился к ходже. Ходжа притворно сказал, что есть у него письмо от Курт-паши, по которому приказано послать Косму к паше для собеседования, а между тем дал приказ своим держать святого под стражею, и пока не будет отослан к паше, не дозволять ему сходить со двора. Тогда благословенный этот учитель понял, что намереваются умертвить его, и за то прославил и возблагодарил Владыку Христа, дарующего возможность течение апостольской своей проповеди увенчать мученичеством. Обращаясь к сопутникам своим инокам, он говорил словами Псалма: приидохом сквозе огнь и воду, и извел еси ны в покой, и всю ночь славословя Господа во псалмах, без признака скорби о том, что должен лишиться жизни, он показывал радостное лицо, как будто шел на веселие и ликование.

Как скоро наступил день, семь человек агарян взяли и посадили его на коня под предлогом представить Курт-паше. Но когда чрез два часа пути подъехали к большой реке, то объявили ему приказ Курт-паши предать его смерти. Святой с радостью выслушал такое определение и, преклонив колена, начал молиться Богу, благодарил и прославлял Его за то, что Он дарует ему милость из любви ко Господу принести теперь в жертву Ему жизнь свою, чего всегда желала душа его. Совершив молитву, он встал, крестовидно благословил все четыре страны мира и помолился о всех христианах. Затем мучители, посадив его у одного дерева, хотели связать ему руки, но святой не допустил их, говоря, что противиться не будет, и сам сложил руки крест накрест, как бы связанные. Потом приложил он священную главу свою к дереву: мучители обвязали веревкой шею его и удавили, а святая душа его воспарила на небеса. Так блаженный Косма, это достолепное украшение мира, и как равноапостольный, и как священномученик, сподобился приять от Господа сугубый венец на шестьдесят пятом году жизни, 4 августа 1779 года.

Обнажив честное тело его, агаряне повлекли его и с большим камнем на шее бросили в реку. Узнав об этом, христиане вскоре пришли искать мощей святого, опускали в реку сети, употребляли и другие способы, но найти их не могли. Чрез три уже дня один благоговейный иерей, по имени Марк, из находящегося близ селения Коликонтаси Ардевузского монастыря Введения Пресвятой Богородицы, оградившись крестным знамением, отправился на поиски на маленькой ладье, и вскоре - о чудо! - видит, что святые мощи плавают поверх воды и преподобный, как живой, стоит в прямом положении. Марк немедленно приблизился к мощам, обнял и извлек их из воды. Когда поднял он мощи, из медоточивых уст святого истекло в реку много крови. Прикрыв мощи своею рясою, иерей перенес их в упомянутый выше Богородичный монастырь и честно предал погребению позади святого алтаря.

Память 4 (17) августа.

Преподобный отец наш Павел родился в Константинополе. Отец его, император Михаил Куропалат, прозванный Ранкавей, человек миролюбивый и богобоязненный, не перенося ежедневных происходивших при нем замешательств и безпорядков, сложил с себя царское достоинство и поступил в монастырь, выстроенный им самим и названный Мирелеон, где и скончался в иночестве. Мать Павла, Прокопия, жизни также весьма благочестивой, была дочь царя Никифора Геника и сестра царя Ставракия. Нося во чреве своем плод брачного союза, она однажды ночью увидела сон - будто разрешилась от бремени на хлебной ниве и родила агнца и будто на этого агнца, когда он оправился, вдруг бросились два льва и хотели растерзать его, но он стал в оборонительное положение. При виде опасности непорочного агнца царица кинулась защитить его от нападения львов; приближается к нему и видит, что это не агнец, а дитя мужеского пола, державшее в руках своих крест, силою которого и низложены были львы. Вслед за тем Прокопия проснулась и родила Прокопия, так нареченного во святом крещении. Впоследствии она толковала свой сон следующим образом: агнец означал кротость и незлобие отрока; умерщвление двух львов силою креста было предзнаменованием иночества, в образе которого Прокопий возьмет на рамо свое крест Христов, орудие против страстей, и победит им двух страшных, неприязненных иноческой жизни львов, - именно: мир, со всею славою его и удовольствиями, и диавола, со всею его силою и полчищами; груда хлеба означала, что учением и примером ангельской своей жизни Прокопий напитает души, алчущие Божественного утешения, и, очистив многих от плевелов плотских страстей, соделает их достойными небезной житницы.

Рождение Прокопия торжествовал весь Константинополь и радовался о нем. Между тем, едва только дитя было отнято от груди, отец его, Михаил Куропалат, как мы сказали, отказался от царственного венца. Праздный престол греческой империи вместо него был занят Львом Армянином. Хотя Лев и принял бразы правления с совершенным полномочием самодержавия, однако зная, что Прокопий имеет полное право царственного наследия и впоследствии может воспользоваться им, решился оскопить этого опасного совместника державной своей славы и величия. Впрочем, и при таком варварском поступке со стороны императора Прокопию дано было блестящее воспитание и образование. При необыкновенных природных дарованиях, соединенных с прилежанием и трудами, он достиг такой степени образования, что все мудрецы того века уступали ему право на славу и удивление современного света. Памятниками высокого его образования остались для нас Слово на введение Пресвятой Богородицы, Канон сорока мученикам и Канон (писанный ямбическими стихами) Честному Кресту. Император Роман Старший в царской своей грамоте (хрисовуле), данной впоследствии Павлу на устроение обители на святой Горе Афонской, называет его величайшим из философов.

При высоком образовании и при таком блестящем положении в свете Прокопий, однако ж, вполне постиг суету мира и решился, отказавшись от всего, удалиться в пустыню. Особенным побуждением к этому послужило то обстоятельство, что имя Прокопия было на устах всех: один хвалил его любовь и приветливость, другой - смирение, тот - мудрость, воздержание и целомудрие, а иной - милосердие, презрение мирской славы и проч.; одним словом, кроме похвал, Прокопий в свете ничего не слышал: дань с одной стороны, конечно, справедливая, но с другой - опасная. Чтоб, ради славы человеческой, не подавить в себе чувства смирения и не увлечься превозношением и гордостью, он переменил одежду на разодранную и старую, принял вид нищего и, вышедши из Константинополя, как птица от сети понесся из мира на Афонскую Гору. Там прежде всего обозрел он обители, всмотрелся в образ подвижнической жизни и, чувствуя невыразимое спокойствие духа в кругу спасающихся иноков, поступил в так называемую обитель Ксиропотам, которая основана была царицею Пульхерией и незадолго пред тем опустошена набегами пиратов, в неистовстве своем расхитивших монастыри, а иноков предавших мечу и разного рода насильственной смерти. Живописное местоположение, невозмутимая тишина пустыни и безмолвие восхитили Прокопия: он сначала построил себе на развалинах обители небольшую келью и поселился в ней для молитвенных подвигов. В то время там же, в соседстве, жил благочестивый пустынник Косма, с которым Прокопий скоро сблизился и принял от него ангельский образ, под именем Павла. С принятием пострижения Павел к прежним постным и молитвенным трудам приложил новые - так что постелью для него была земля, а возглавием - камень. Слава о высокой его жизни пронеслась по всей Святой Горе и была для многих побуждением и назидательным образцом подражания. Хотя Павел в чувстве смиренномудрия и старался, со своей стороны, представлять себя в виду всех неученым и простым, но как град, стоя верху горы, не может укрыться, так и он не в силах был утаить себя; слава о нем скоро дошла и до прота. Раз, когда он был на Карее, прот узнал о нем, призвал его к себе и спрашивал, кто он и откуда; Павел отвечал на это: «Я нищий инок, как ты сам видишь, святой отец, - уединяюсь в развалинах Ксиропотамского монастыря». Тронутый смирением Павла, прот оставил его в покое, а иноки с той поры начали называть его Павлом Ксиропотамским, да и самая обитель Пульхерии впоследствии усвоила и сохранила доныне название Ксиропотама, что значит в русском переводе «сухой поток».

Между тем, Господь восхотел восстановить из развалин ту обитель, где подвизался смиренный Его раб, и предоставить самому ему славу и честь ее возобновления следующим образом. Император Роман по чувству родственной любви к Павлу, как скоро вступил на престол, тотчас сделал повсеместное о нем разыскание. Посланные для этой цели нашли преподобного на Святой Горе и едва упросили его, и то чрез прота, идти в Константинополь для свидания с державным сродником и со всеми близкими его сердцу в родственных отношениях. Встреча преподобного в Константинополе была достойна подвижнической его славы и царственного происхождения: весь город принял его как ангела - торжественно и с необычайной радостью. Несмотря на то, что смиренный Павел, не изменяя долгу иноческому, явился среди придворного блеска и великолепия как нищий - в разодранной ряске и с крестом, вельможи с почтительным видом и раболепным уважением припадали к нему и желали принять его благословение. Так изумительна сила добродетели, несмотря на внешнее ее смирение и простоту! Между тем как царствующий град ликовал таким образом и радовался о святом Павле, сам император Роман находился в тяжкой болезни; Павел, видя это и тронувшись страдальческим его положением, только что возложил на него свои руки - и больной выздоровел. Это чудо еще более прославило преподобного.

Признательный царь в продолжение пребывания его в Константинополе оказывал ему постоянное благоволение и родственную приязнь, давая ему полную свободу вести себя при дворе согласно аскетическим правилам и обетам отшельнической жизни. А чтоб всегда пользоваться сладкими его беседами, император поручил ему воспитание и образование в правилах христианской нравственности собственных своих детей. Таким образом, время текло. Роман был во всех отношениях доволен Павлом. Но Павел, со своей стороны, начинал грустить по оставленной им пустыне, тем более что всюду видел мятеж и смуты и не находил ни удовольствия, ни утешений во всех видах царственного великолепия и придворных торжеств. Наконец, не в силах будучи выносить томительное свое положение, он решился просить у императора увольнения на святую Гору Афонскую. Грустно было императору расстаться с божественным Павлом, к которому питал он самое глубокое уважение и родственную любовь, но Роман не решился удерживать его при себе против собственной его воли и желания.

Император в благодарность за чудесное свое избавление просил Павла взять сколько угодно своих сокровищ и расточить их на поминовение его души. Преподобный же во благословение и молитвенную помощь душе императора за гробом, предложил возобновить на Святой Горе монастырь, основанный царицею Пульхерией и ныне пиратами превращенный в развалины.

Предложение преподобного было принято с удовольствием и радостью. Император из собственных сокровищ отпустил суммы на возобновление монастыря, поручил это дело своим поверенным, и Ксиропотам с тех пор - в достойной царственного ктиторства красоте и великолепии. Не довольствуясь этим, Роман для освящения храма в новой обители назначил сына своего Феофила, занимавшего тогда кафедру Константинопольской церкви. И этого мало: в изъявление особенного своего благоволения и внимательности к святому Павлу царь при отбытии его из Коснтантинополя ввел его в свою сокровищницу и предложил ему в напутствие безценный и Божественный дар - значительного размера часть животворящего древа Креста Господня.

Получив Честное Древо, блаженный Павел благополучно прибыл на Святую Гору и по возобновлении обители и освящении соборного храма Честное Древо, согласно царскому повелению, положил в алтарь, на святом престоле. А так как слава святого пронеслась всюду, предпочтительно же по Святой Горе, то скоро собралось к нему множество монахов, чтобы под мудрым и опытным руководством его проходить крестный путь жизни, достойно иноческого их назначения. Избегая, однако ж, молвы и многолюдства, преподобный Павел уклонился от всех и, поручив правление обителью одному из благочестивых братий, удалился в подгорие Афона, где и посвятил себя совершенному безмолвию и строгому уединению. Но искренно преданные Павлу, питая чувство детской привязанности к нему и нуждаясь в личном его руководстве на жизненной стезе, и там нашли его, и поселились с ним вместе. Поэтому и здесь пустыня святого Павла в короткое время приняла вид иноческой обители, ибо число собравшихся к нему учеников простиралось до 60 человек. Такое общество по необходимости требовало положительных правил и условий пустынной жизни, а с тем вместе и внешнее положение их, открытое с моря, было небезопасно - тем более, что в то время нередко случались нападения, хищничество и разбой от сарацин. В крайности подобного рода преподобный Павел снова обратился к константинопольскому двору с испрошением милостынного пособия на основание новой обители, в чем ему и не было отказано. Эта обитель была посвящена святому великомученику и Победоносцу Георгию и, по имени своего основателя, доныне носит название Святопавловской. Первым ее настоятелем был сам преподобный Павел - впрочем ненадолго, потому что вскоре по основании ее наступил день и час блаженной его кончины, которая заблаговременно была открыта ему от Бога. За два дня до кончины созвал он братство ксиропотамской и новой своей обители и, когда братия окружили болезненный одр его, преподобный Павел отверз старческие свои уста и прощальным голосом произнес:

- Дети! Еще два дня - и меня не будет между вами. Вы знаете и видели, как я жил в этом святом месте, как от юности моей хранил заповеди отцов моих: умоляю и вас твердо хранить их, возлюбленные! В юности моей, когда усиливалась ересь иконоборства, я так ратовал против нее, защищая православие, что из любви ко Христу готов был пролить кровь мою до последней капли. Обличение и уничтожение этой богоненавистной ереси на основании преданий и свидетельств святых отцов, которые я излагал и письменно, и устно, стоили мне многих палочных побоев. Говорю об этом не по тщеславию, а для того, чтоб и вы переносили великодушно всякое искушение и скорбь в чаянии за то райских венцов от Бога.

Горький плач и слезы братства заглушали предсмертные слова божественного Павла.

- Отче, - говорили ему братия, - не оставляй нас в сиротстве и не лишай духовных твои наставлений; видя дивные твои подвиги, мы полагали, что ты никогда не должен умереть, а между тем, ты отходишь от нас - утешение наше, отец наш и наставник!

Тронутый слезами и плачем братии, заплакал и сам умирающий и сквозь слезы продолжал:

- Перестаньте, братия, плакать! Не смущайте своим плачем моего сердца. Что делать! Настало время, которого постоянно желала душа моя и страшилась плоть моя.

При этих словах он встал, надел на себя мантию и, довольно помолившись, приобщился пречистых Таин. Вдруг на лице его заиграл Божественный свет, так что окружавшая его братия, будучи поражена такою славою лица его, преклонилась ниц. Вслед за тем он сел и, проговорив всегдашнюю свою молитву: «Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый - Троице Святая, слава Тебе!».

Наконец преподобный склонился на смертный одр и, скрестив на груди руки, возвел молитвенные очи на небо, вздохнул - и душа его тихо и мирно отошла к Богу. Это было 28 июля.

Согласно воле и завещанию преподобного, братия не похоронили смертных его останков на Святой Горе, а думали отдать ему последний долг на полуострове Лонгос (противолежащем Святой Горе). Но Бог устроил иначе. Отправившись на корабле со Святой Горы вечером и проехав ночью возле полуострова Лонгос, поутру, сверх всякого чаяния, очутились они ввиду Константинополя. Весть о прибытии афонских монахов со смертными останками преподобного Павла быстро разнеслась по Константинополю и наконец проникла в чертоги царские. По поводу этого исключительного события император и двор его торжественно вышли навстречу преподобному Павлу, в сопутствии патриарха и всего клира. Стечение народа было чрезвычайное. При блеске безчисленных свечей, с кадильным фимиамом, мощи были положены в великой церкви, во славу Бога, дивного во святых Своих. Да воздастся Ему и от нас честь, слава и благодарение во веки. Аминь.

Память 28 июля (10 августа).