Преподобный отец наш Павел родился в Константинополе. Отец его, император Михаил Куропалат, прозванный Ранкавей, человек миролюбивый и богобоязненный, не перенося ежедневных происходивших при нем замешательств и безпорядков, сложил с себя царское достоинство и поступил в монастырь, выстроенный им самим и названный Мирелеон, где и скончался в иночестве. Мать Павла, Прокопия, жизни также весьма благочестивой, была дочь царя Никифора Геника и сестра царя Ставракия. Нося во чреве своем плод брачного союза, она однажды ночью увидела сон - будто разрешилась от бремени на хлебной ниве и родила агнца и будто на этого агнца, когда он оправился, вдруг бросились два льва и хотели растерзать его, но он стал в оборонительное положение. При виде опасности непорочного агнца царица кинулась защитить его от нападения львов; приближается к нему и видит, что это не агнец, а дитя мужеского пола, державшее в руках своих крест, силою которого и низложены были львы. Вслед за тем Прокопия проснулась и родила Прокопия, так нареченного во святом крещении. Впоследствии она толковала свой сон следующим образом: агнец означал кротость и незлобие отрока; умерщвление двух львов силою креста было предзнаменованием иночества, в образе которого Прокопий возьмет на рамо свое крест Христов, орудие против страстей, и победит им двух страшных, неприязненных иноческой жизни львов, - именно: мир, со всею славою его и удовольствиями, и диавола, со всею его силою и полчищами; груда хлеба означала, что учением и примером ангельской своей жизни Прокопий напитает души, алчущие Божественного утешения, и, очистив многих от плевелов плотских страстей, соделает их достойными небезной житницы.

Рождение Прокопия торжествовал весь Константинополь и радовался о нем. Между тем, едва только дитя было отнято от груди, отец его, Михаил Куропалат, как мы сказали, отказался от царственного венца. Праздный престол греческой империи вместо него был занят Львом Армянином. Хотя Лев и принял бразы правления с совершенным полномочием самодержавия, однако зная, что Прокопий имеет полное право царственного наследия и впоследствии может воспользоваться им, решился оскопить этого опасного совместника державной своей славы и величия. Впрочем, и при таком варварском поступке со стороны императора Прокопию дано было блестящее воспитание и образование. При необыкновенных природных дарованиях, соединенных с прилежанием и трудами, он достиг такой степени образования, что все мудрецы того века уступали ему право на славу и удивление современного света. Памятниками высокого его образования остались для нас Слово на введение Пресвятой Богородицы, Канон сорока мученикам и Канон (писанный ямбическими стихами) Честному Кресту. Император Роман Старший в царской своей грамоте (хрисовуле), данной впоследствии Павлу на устроение обители на святой Горе Афонской, называет его величайшим из философов.

При высоком образовании и при таком блестящем положении в свете Прокопий, однако ж, вполне постиг суету мира и решился, отказавшись от всего, удалиться в пустыню. Особенным побуждением к этому послужило то обстоятельство, что имя Прокопия было на устах всех: один хвалил его любовь и приветливость, другой - смирение, тот - мудрость, воздержание и целомудрие, а иной - милосердие, презрение мирской славы и проч.; одним словом, кроме похвал, Прокопий в свете ничего не слышал: дань с одной стороны, конечно, справедливая, но с другой - опасная. Чтоб, ради славы человеческой, не подавить в себе чувства смирения и не увлечься превозношением и гордостью, он переменил одежду на разодранную и старую, принял вид нищего и, вышедши из Константинополя, как птица от сети понесся из мира на Афонскую Гору. Там прежде всего обозрел он обители, всмотрелся в образ подвижнической жизни и, чувствуя невыразимое спокойствие духа в кругу спасающихся иноков, поступил в так называемую обитель Ксиропотам, которая основана была царицею Пульхерией и незадолго пред тем опустошена набегами пиратов, в неистовстве своем расхитивших монастыри, а иноков предавших мечу и разного рода насильственной смерти. Живописное местоположение, невозмутимая тишина пустыни и безмолвие восхитили Прокопия: он сначала построил себе на развалинах обители небольшую келью и поселился в ней для молитвенных подвигов. В то время там же, в соседстве, жил благочестивый пустынник Косма, с которым Прокопий скоро сблизился и принял от него ангельский образ, под именем Павла. С принятием пострижения Павел к прежним постным и молитвенным трудам приложил новые - так что постелью для него была земля, а возглавием - камень. Слава о высокой его жизни пронеслась по всей Святой Горе и была для многих побуждением и назидательным образцом подражания. Хотя Павел в чувстве смиренномудрия и старался, со своей стороны, представлять себя в виду всех неученым и простым, но как град, стоя верху горы, не может укрыться, так и он не в силах был утаить себя; слава о нем скоро дошла и до прота. Раз, когда он был на Карее, прот узнал о нем, призвал его к себе и спрашивал, кто он и откуда; Павел отвечал на это: «Я нищий инок, как ты сам видишь, святой отец, - уединяюсь в развалинах Ксиропотамского монастыря». Тронутый смирением Павла, прот оставил его в покое, а иноки с той поры начали называть его Павлом Ксиропотамским, да и самая обитель Пульхерии впоследствии усвоила и сохранила доныне название Ксиропотама, что значит в русском переводе «сухой поток».

Между тем, Господь восхотел восстановить из развалин ту обитель, где подвизался смиренный Его раб, и предоставить самому ему славу и честь ее возобновления следующим образом. Император Роман по чувству родственной любви к Павлу, как скоро вступил на престол, тотчас сделал повсеместное о нем разыскание. Посланные для этой цели нашли преподобного на Святой Горе и едва упросили его, и то чрез прота, идти в Константинополь для свидания с державным сродником и со всеми близкими его сердцу в родственных отношениях. Встреча преподобного в Константинополе была достойна подвижнической его славы и царственного происхождения: весь город принял его как ангела - торжественно и с необычайной радостью. Несмотря на то, что смиренный Павел, не изменяя долгу иноческому, явился среди придворного блеска и великолепия как нищий - в разодранной ряске и с крестом, вельможи с почтительным видом и раболепным уважением припадали к нему и желали принять его благословение. Так изумительна сила добродетели, несмотря на внешнее ее смирение и простоту! Между тем как царствующий град ликовал таким образом и радовался о святом Павле, сам император Роман находился в тяжкой болезни; Павел, видя это и тронувшись страдальческим его положением, только что возложил на него свои руки - и больной выздоровел. Это чудо еще более прославило преподобного.

Признательный царь в продолжение пребывания его в Константинополе оказывал ему постоянное благоволение и родственную приязнь, давая ему полную свободу вести себя при дворе согласно аскетическим правилам и обетам отшельнической жизни. А чтоб всегда пользоваться сладкими его беседами, император поручил ему воспитание и образование в правилах христианской нравственности собственных своих детей. Таким образом, время текло. Роман был во всех отношениях доволен Павлом. Но Павел, со своей стороны, начинал грустить по оставленной им пустыне, тем более что всюду видел мятеж и смуты и не находил ни удовольствия, ни утешений во всех видах царственного великолепия и придворных торжеств. Наконец, не в силах будучи выносить томительное свое положение, он решился просить у императора увольнения на святую Гору Афонскую. Грустно было императору расстаться с божественным Павлом, к которому питал он самое глубокое уважение и родственную любовь, но Роман не решился удерживать его при себе против собственной его воли и желания.

Император в благодарность за чудесное свое избавление просил Павла взять сколько угодно своих сокровищ и расточить их на поминовение его души. Преподобный же во благословение и молитвенную помощь душе императора за гробом, предложил возобновить на Святой Горе монастырь, основанный царицею Пульхерией и ныне пиратами превращенный в развалины.

Предложение преподобного было принято с удовольствием и радостью. Император из собственных сокровищ отпустил суммы на возобновление монастыря, поручил это дело своим поверенным, и Ксиропотам с тех пор - в достойной царственного ктиторства красоте и великолепии. Не довольствуясь этим, Роман для освящения храма в новой обители назначил сына своего Феофила, занимавшего тогда кафедру Константинопольской церкви. И этого мало: в изъявление особенного своего благоволения и внимательности к святому Павлу царь при отбытии его из Коснтантинополя ввел его в свою сокровищницу и предложил ему в напутствие безценный и Божественный дар - значительного размера часть животворящего древа Креста Господня.

Получив Честное Древо, блаженный Павел благополучно прибыл на Святую Гору и по возобновлении обители и освящении соборного храма Честное Древо, согласно царскому повелению, положил в алтарь, на святом престоле. А так как слава святого пронеслась всюду, предпочтительно же по Святой Горе, то скоро собралось к нему множество монахов, чтобы под мудрым и опытным руководством его проходить крестный путь жизни, достойно иноческого их назначения. Избегая, однако ж, молвы и многолюдства, преподобный Павел уклонился от всех и, поручив правление обителью одному из благочестивых братий, удалился в подгорие Афона, где и посвятил себя совершенному безмолвию и строгому уединению. Но искренно преданные Павлу, питая чувство детской привязанности к нему и нуждаясь в личном его руководстве на жизненной стезе, и там нашли его, и поселились с ним вместе. Поэтому и здесь пустыня святого Павла в короткое время приняла вид иноческой обители, ибо число собравшихся к нему учеников простиралось до 60 человек. Такое общество по необходимости требовало положительных правил и условий пустынной жизни, а с тем вместе и внешнее положение их, открытое с моря, было небезопасно - тем более, что в то время нередко случались нападения, хищничество и разбой от сарацин. В крайности подобного рода преподобный Павел снова обратился к константинопольскому двору с испрошением милостынного пособия на основание новой обители, в чем ему и не было отказано. Эта обитель была посвящена святому великомученику и Победоносцу Георгию и, по имени своего основателя, доныне носит название Святопавловской. Первым ее настоятелем был сам преподобный Павел - впрочем ненадолго, потому что вскоре по основании ее наступил день и час блаженной его кончины, которая заблаговременно была открыта ему от Бога. За два дня до кончины созвал он братство ксиропотамской и новой своей обители и, когда братия окружили болезненный одр его, преподобный Павел отверз старческие свои уста и прощальным голосом произнес:

- Дети! Еще два дня - и меня не будет между вами. Вы знаете и видели, как я жил в этом святом месте, как от юности моей хранил заповеди отцов моих: умоляю и вас твердо хранить их, возлюбленные! В юности моей, когда усиливалась ересь иконоборства, я так ратовал против нее, защищая православие, что из любви ко Христу готов был пролить кровь мою до последней капли. Обличение и уничтожение этой богоненавистной ереси на основании преданий и свидетельств святых отцов, которые я излагал и письменно, и устно, стоили мне многих палочных побоев. Говорю об этом не по тщеславию, а для того, чтоб и вы переносили великодушно всякое искушение и скорбь в чаянии за то райских венцов от Бога.

Горький плач и слезы братства заглушали предсмертные слова божественного Павла.

- Отче, - говорили ему братия, - не оставляй нас в сиротстве и не лишай духовных твои наставлений; видя дивные твои подвиги, мы полагали, что ты никогда не должен умереть, а между тем, ты отходишь от нас - утешение наше, отец наш и наставник!

Тронутый слезами и плачем братии, заплакал и сам умирающий и сквозь слезы продолжал:

- Перестаньте, братия, плакать! Не смущайте своим плачем моего сердца. Что делать! Настало время, которого постоянно желала душа моя и страшилась плоть моя.

При этих словах он встал, надел на себя мантию и, довольно помолившись, приобщился пречистых Таин. Вдруг на лице его заиграл Божественный свет, так что окружавшая его братия, будучи поражена такою славою лица его, преклонилась ниц. Вслед за тем он сел и, проговорив всегдашнюю свою молитву: «Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый - Троице Святая, слава Тебе!».

Наконец преподобный склонился на смертный одр и, скрестив на груди руки, возвел молитвенные очи на небо, вздохнул - и душа его тихо и мирно отошла к Богу. Это было 28 июля.

Согласно воле и завещанию преподобного, братия не похоронили смертных его останков на Святой Горе, а думали отдать ему последний долг на полуострове Лонгос (противолежащем Святой Горе). Но Бог устроил иначе. Отправившись на корабле со Святой Горы вечером и проехав ночью возле полуострова Лонгос, поутру, сверх всякого чаяния, очутились они ввиду Константинополя. Весть о прибытии афонских монахов со смертными останками преподобного Павла быстро разнеслась по Константинополю и наконец проникла в чертоги царские. По поводу этого исключительного события император и двор его торжественно вышли навстречу преподобному Павлу, в сопутствии патриарха и всего клира. Стечение народа было чрезвычайное. При блеске безчисленных свечей, с кадильным фимиамом, мощи были положены в великой церкви, во славу Бога, дивного во святых Своих. Да воздастся Ему и от нас честь, слава и благодарение во веки. Аминь.

Память 28 июля (10 августа).